• Мы в соц сетях:

Это интересно!
07 Apr 2018г.

Суворов. Миф о Швейцарском походе

admin



Однажды мне довелось ехать в поезде с ветераном Великой Отечественной войны. Этот разговор запомнился на всю жизнь. Еще крепкий старик, высокого роста и внушительного телосложения задумчиво всматривался во вспыхивающее редкими ночными переездами окно и говорил, говорил, говорил несколько часов подряд. В скрытых за толстой роговой оправе глазах чувствовалось непреодолимое желание исповеди перед незнакомым человеком. И это была исповедь не простого бойца, а командира полка, самого настоящего участника сражений на Кольском.


1ф


Рис.1


Было интересно и больно, больно и интересно слышать этот рассказ, составленный не из штампованных фраз типа «наши части продвигались…», а наполненный подлинными переживаниями и искренними впечатлениями.


Командиру полка в страшном сорок первом довелось бросить в морозную кольскую ночь десять тысяч человек, советских солдат, чтобы маршброском преодолеть то ли семьдесят, то ли сто километров.


Люди были не подготовлены, еще недавние призывники одеты в тонкие шинели и холодные «кирзачи». Многие в ботинках – об этом с горечью вспоминал бывший полковник.


— Я не должен был делать этого, — старик ронял густую седую шевелюру на руки и умолкал.


Я будто своими глазами видела, как метался он вдоль бесконечного людского потока, пытаясь поднять тех, кто присел на минутку, и переступая других – уже не имеющих возможности подняться.


2


Рис.2 Пурга.


 Даже через 50 лет никто уже не снимет с него всей ответственности за обмороженные ноги и руки, за трупы вдоль дороги, за то, что из десяти тысяч встретили утро только две. Даже случайная попутчица, принявшая его горячую исповедь.


В 1799 г., во время Швейцарского похода, Александру Васильевичу Суворову было уже 69 лет, начинающим полководцем его не назовешь.


3


Рис.3 А.В.Суворов


«Беспримерный Швейцарских поход считается венцом славы Александра Васильевича Суворова.» Этот штамп сильно укоренился в нашем сознании, хотя, если рассмотреть факты внимательнее, во многом можно усомниться.


Князь Италийский (1799), граф Рымникский (1789), граф Священной Римской империи, генерал-фельдмаршал австрийских и сардинских войск, гранд Сардинского королевства и принц королевской крови (с титулом «кузен короля»), кавалер всех российских орденов своего времени, вручавшихся мужчинам, а также многих иностранных военных орденов получил звание генералиссимуса российских сухопутных и морских сил указом императора Павла 28 октября 1799 года и было приказано воздвигнуть ему памятник в Петербурге. Заметим, что начавшийся 10 сентября того же года, знаменитый поход был еще в самом разгаре, а буквально немного времени до этого – и вовсе в критическом положении, когда на военном совете Суворов воскликнул: «Помощи теперь нам ожидать не от кого; одна надежда на Бога, другая — на величайшую храбрость и на высочайшее самоотвержение войск, вами предводимых! Это одно остается нам! Нам предстоят труды, величайшие в мире: мы на краю пропасти! Но мы русские! С нами Бог!»


То есть Александру Васильевичу дали генералисимуса и начали строить при жизни памятник авансом, за еще не окончившийся поход. Нужно отметить, что в те времена еще не было принято награждать за подвиги солдат. Медали «за участие» если и выдавались – то всем низшим чинам. А вот генералы и прочие полководцы у нас никогда в обиженных не ходили, даже и в недавнем прошлом.


4


Рис.4


За каждую, пусть и небольшую победу, генералы отмечались особо. Потому и похожи их геройские мундиры больше на иконостасы. Не обошли и Суворова – кажется, у Александра Васильевича наград более всех. Более подробно об этом можно почитать здесь:


http://knsuvorov.ru/materials/v_durov.ht<wbr />ml


Однако, в отличие от рядового солдата, у генералиссимуса иная ответственность. И это хорошо понял к концу жизни мой попутчик. Командир должен предусмотреть всё, а на войне – еще более, ведь он рискует людьми.


Хотя Суворов получил приказ выйти в Альпы в середине августа, он снялся только 10 сентября. В горах даже в Италии холодно, на носу осень, и гнать людей в горы с наступлением холодов – преступный просчет командира, пусть он и объясняется многими объективными причинами.


За шесть дней сентября 21-тысячное русское войско прошло всего 150 км, и это по равнине, что говорит о скорости передвижения армий в то время. Провианта с собой Суворов не прихватил, и его должны были доставить австрийцы в Таверно на 1429 мулах. Этого бы хватило на четверо суток, видно, ожидался блиц-переход через Альпы.


5 Торжественная встреча A.B. Суворова в Милане


Рис. 5 Торжественная встреча A.B. Суворова в Милане


Союзники подвели, и об этом многократно напоминается в официальной истории (ОИ), прибыло только около 600 мулов. И тем не менее, полководец бросил свое войско в ущелья.


У нас так всегда делалось – победы творились беспримерной храбростью и самоотверженностью рядовых солдат, а чины, ордена и историческую славу получали полководцы.


Налегке, с четырехдневным запасом сухарей в ранцах, не имея горного опыта, отправились наши «чудо-богатыри», как их не забывает ласкать ОИ, в неприступные горные кручи.


Их встретила дождями и поземками неуютная осень. Ранние сумерки в это время существенно ограничивали видимость. Но нужно было идти, ведь в окружении французских войск оставалась армия Римского-Корсакова. Корпус из 24-х тысяч мог быть окружен и уничтожен.


Здесь следует отметить еще одну преступную халатность генералиссимуса – он не знал куда идет. Карт и проводников не было, а если и были, то не надежные. Так и получилось: дойдя до Люцернского озера наши войска обнаружили, что дороги дальше нет, а плыть через озеро нет возможности – нет лодок, зато имеется французская флотилия. Вот и пришлось переться зимой через неприступный перевал.


Но перед этим был знаменитый Чертов мост. И сколько о нем написано и нарисовано!


6


Рис.6 Бой на Чертовом мосту.


Нам бы содрогаться от подвигов наших воинов: связали офицерскими шарфами переправу через ревущий поток, пробрались Урзернской дырой (пещерой-проходом) к этому самому мосту и, встретив удар французов картечью в грудь, все равно пробились.


Но вот воспоминания капитана Грязева, непосредственного участника событий. Несмотря на объем, советую прочитать их – производит впечатление:


Записки участника похода капитана Грязева


Швейцарский поход


 1. Чертов мост


15 сентября в час пополуночи снялись мы с места и, пройдя Урзернскую долину, вошли в междугорие. Здесь предстала глазам нашим одна перпендикулярно стоящая, подобно стене, каменная гора, в середине которой находилось узкое, самою природою устроенное отверстие, называемое Тейфельслох (чертова дыра), ведущее к Тейфельсбрике и продолжающееся во внутренности горы около ста сажен.


7


Рис. 7 Урзернская дыра, современный вид.


В нем царствовала вечная ночь, и мы, схватив друг друга за руки, проходили под сводом сей громады, которая, подавляя сама себя своею тяжестию, испускала на нас водные потоки, и таким образом пройдя сие отверстие, или, лучше сказать, ущелие, приближались мы к началу Чертова моста. Кажется, всякое выражение будет недостаточно, дабы в точности представить все ужасы, сие место окружающие, которые мы проходить должны были. Это есть не иное что, как страшный проход, вводящий во внутрь Швейцарии между огромных, крутых каменных гор, или, лучше сказать, натуральных стен, идущих по обеим сторонам пути, в расстоянии 6 сажен поперечника между собою, полагая в том числе и реку Рус[], здесь протекающую, которая, занимая с одной стороны половину прохода, с бурным стремлением и шумом катится междугорием и по каменному дну, где, встречаясь местно со скалами, на поверхность воды выходящими, ударяется об них с плеском и пенистою волною опять обтекает их; с другой стороны сей реки, вниз по ее течению, идет вымощенная дорога наподобие моста, которая, сообразно примыкающей к ней горной стране, имеет различные широты, высоты и направления. Поверхность сей реки равняется иногда с поверхностию сей дорожки, а иногда сажен пятьдесят и менее упадает вниз от оной; в таком-то месте дорога поддерживается каменными сводами, инде самою природою образованными, а инде искусством утвержденными.


8


Рис.8 Чертов мост на фото 19 в, нижний и дорога к нему.


Идучи таким образом по излучистой и неровной дороге, продолжающейся узким междугорием, шаг твой непременно должен остановиться при воззрении на две каменные скалы разделившихся между собою гор над рекою, где видна одна только бездонная пропасть крутящейся между камней воды. С одной скалы на другую сделан был деревянный помост, который французы, ретируясь, разломали и сожгли, но, к счастию, не совсем. Здесь-то нужно было иметь всю твердость духа, дабы сии до половины обгорелые части бревен и досок кое-как соединив, пройти через сию бездонную и крутящуюся пучину. Но чего неудобна сделать необходимость? Общими силами и помогая один другому, миновали мы сию опасность без всяких вредных для себя последствий, кроме замедления, с каковым должно было проходить по зыблющимся перекладам толикому числу людей. На сей-то предмет изобретательный гений человека приискал богатую мысль и составил ту риторическую фигуру, которая изображена в донесении государю нашему императору насчет перехода нами сего чудеснейшего Чертова моста, где, описывая разительными чертами все ужасы природы, его окружающие, сказано, что и офицеры, ревнуя славе и трудам российского воинства, употребляли свои шарфы для связывания полуобгоревших частей дерева. Я сам был непосредственный участник перехода через Чертов мост, и полк наш всегда следовал перед прочими впереди, и я этого не видал; а обгорелые части бревен и досок с присовокуплением новых были исправлены накануне посланными людьми, и хотя не беспечно, но переходить было можно.


9


Рис. 9 Фантазии на тему Чертова моста.


Как бы то ни было, но мы, миновав сию опасность, продолжали наш путь по такой же точно дороге, какою проходили и до сего помоста, с тою только разницею, что дорога ощутительно склонялась ниже и ниже. Нам казалось, что мы нисходим в подземное царство карать и там противников закона и судьбы. Около десяти часов нашего хода по сему страшному пути, дорога мало-помалу становилась лучшею, горные стены и вершины их начали постепенно расширяться, воздух ощутительно сделался свежее, воображение чище и душа спокойнее, наконец, вдали стали показываться равнины и селения. В первом из них нашли мы французский стан, из досчатых навесов собранный и оставленный уже ими, а за селением достигли ретирующийся неприятельский арьергард, напали на него и прогнали далее в горы. За сим проходили мы селение Бемштак и прекрасную его долину, где встречены были жителями с изъявлением величайшей и непритворной радости, потому что французская саранча им надоела и они надеялись, что мы истребим ее. Продолжая путь наш по дороге к местечку Альтдорфу, мы не дошли, однако ж, до оного и остановились при селении Шадсдорф; ибо утомленные наши силы столь затруднительным переходом требовали отдохновения, и сверх того отступающий неприятель остановился здесь на окружных высотах и в виду нашем.


(Н. Орлов. Поход Суворова в 1799 г. С. 90—93).


http://www.liveinternet.ru/users/jyj/pos<wbr />t133613500/#BlCom562149069


 


Итак, ничего не было. Просто прошли по узкой дороге-карнизу вдоль ущелья, перебрались через этот самый чертов мост и спустились в долину, где их не ждали французы. Не было никакого подвига. Просто опростоволосились противники: и мост не до конца разрушили, и проход не охраняли.
Да и чего было ожидать? Что наши солдаты, изможденные голодом, холодом, осенними переходом и перетаскиванием пушек и запасов на своих спинах ринутся в бой и победят?
Да, писателем А.В. Суворов был неплохим. И рапорты писал красочные, и описания своих походов создавал красноречивые. Вот только забывал об ошибках своих упоминать, переваливая все на обстоятельства.
Переписку Александра Васильевича можно почитать здесь:

http://knsuvorov.ru/materials/letters.ht<wbr />ml

Образцы чинопочитания и словесного елея непревзойденные.
Дальше – хуже. Как я уже писала, армию пришлось бросить через непроходимый перевал. Только вот в селении Мутен пришлось бросить 600 раненых, да тысячу пленных французов. Остальные 1400 погнали в горы босыми. Наши солдаты отняли у врагов сапоги, так как свои истоптались вдрызг.


10

Рис.10 Мемориальная доска о походе Суворова на перевале Паникс

[Нажмите, чтобы прочитать]Враг есть враг. В конце концов, те же французы несколько позже вообще расстреляли в захваченной Москве 400 ни в чем не повинных горожан. Но гнать голых людей по ледяным склонам на смерть без какой либо внятной цели – высшая степень изуверства!
Хотя, не лучше поступил Суворов и с нашими людьми. На известной картине Василия Сурикова «Переход Суворова через Альпы» молодой солдат задорно улыбается полководцу перед тем, как ринуться с ледяного обрыва в пропасть. Рядом бросают массивную пушку, а сверху – навьюченную лошадь. Неудивительно, что от лихой ватаги через мгновение останется гора изломанных костей.


11

Рис 11. Переход Суворова через Альпы.

Впрочем, об этом лучше пишет знакомый уже нам очевидец событий:


Записки участника похода капитана Грязева
Швейцарский поход
2. По горам Швейцарии


В 4 ч. по полуночи начали мы подниматься на гору, называемую Бинтнерсберг, каменистую, крутую, высокую и для перехода весьма трудную и опасную, как для нас самих, так в особенности для вьюков наших и лошадей. Пройдя каменистую часть сей горы, мы переступили на покрытую снегом, а далее и выше и на ледяную, которая стояла в одних огромных слитках из нечистого и сорного льда.


17


Рис. 12 Современные Альпы осенью.
Взойдя с великою трудностию на сию поверхность, равняющуюся текущим в атмосфере облакам, почувствовали мы совсем другой воздух, стесняющий наше дыхание. С сей ужасной высоты должны были опять спущаться в противоположную сторону горы по крутому и скользкому утесу, где каждый шаг мог быть последним в жизни или угрожал смертию самою мучительнейшею; но как другого пути не было, следовательно, должно было решиться по нем спускаться и отдать себя на волю случая. Лошадей наших, не только со вьюками, но и простых, сводить было невозможно: их становили на самый край сей пропасти и сзади сталкивали в оную. Cие обстоятельство действительно зависело от случая: иные оставались безвредны, но многие ломали себе шеи и ноги и оставались тут без внимания со всем багажом своим. Другие падали еще на пути, или истощавшие от бескормицы, или разбивавшиеся ногами от лишения подков и обломавшие копыта, или обрывались в стремнины без возврата. Но люди были еще в жалостнейшем положении, так что без содрогания сердечного на сию картину ужасов смотреть было невозможно.


12

Рис.13 Туристы в Альпах. Наше время.

Вся наша армия и полки перемешались, рассыпались; всякий шел там, где хотел, избирая по своему суждению удобнейшее место, кто куда поспел; как кому его силы позволяли; питательности для подкрепления их не было ни малейшей; слабейшие силами упадали и платили решительную дань природе; желавшие отдыхать садились на ледяные уступы и засыпали тут вечным сном; идущие останавливаемы были холодным и противным ветром, с дождем и снегом смешанным, который тогда же на них и замерзал; все почти оледенели, едва двигались и боролись со смертию. Не было нигде прибежища к успокоению, не было ни щепки развести огонь для обогрения остывших членов; лафеты горных орудий и дротики казаков, как вещи совсем уже не нужные, послужили только малою пищею огню и помощию для весьма немногих, в числе коих находились наши почтенные начальники и великий князь Константин, который первый подал мысль к обогрению себя лафетами и дротиками. Все тягости, на себе несомые, разбросали или растеряли, даже и самое оружие, как первое охранение воина; всякий мыслил о себе собственно; никто не мог повелевать, и всякое повиновение исчезло; но всякий повиновался обстоятельствам и настоящему своему положению. Путь, которым многие опущались в сию пропасть и сталкивали, как я выше сказал, своих лошадей, столько был смят и обезображен, что он сделался еще опаснее, и при воззрении на него подумать было не возможно, чтобы по нем спущаться. Предприимчивые проложили себе другой путь, хотя и по весьма крутому утесу, но покрытому свежим, со льдом смешанным снегом. Я, генерал граф Каменский и его адъютант — составляли товарищество в продолжение нашего хода по сей ужасной горе. Мы, подошед ко вновь открытому пути, изумились, увидевши пропасть, в которую должны были спущаться по крутому и снежному утесу между высунувшихся повсюду острых и огромных каменьев, но чем далее мы размышляли, тем более наши страхи увеличивались; время было дорого, и наконец, призвав спасительную Десницу в помощь, решились спущаться, но не по примеру других, а по своему: мы уселись рядом на край пропасти, подобрав под себя свои шинели, и покатились подобно детям с масленичной горы; единственное наше спасение состояло в том, чтобы со всем своим: стремлением не попасть на камень, который бы мог не только причинить нам вред, но и раздробить на части; однако, благодарение Всевышнему, мы скатились в самую глубину пропасти без всякого повреждения, кроме сильного испуга или чего-то сему подобного: ибо сердце мое замерло, и я не чувствовал более в себе его трепетания. Мы не могли опомниться даже и тогда, как остановились уже на одном месте; но майор Владыкин, сошедший прежде нас, понял наше окаменение и раскликал нас...


13

Рис.14

Мы пустились продолжать наше странничество. Сим последним нашим действием наши опасности не только не миновались, но нам предстояли еще большие. Из сей пропасти должны мы были опять подниматься на весьма крутой каменный и оледенелый утес противу низвергающегося с высоты водопада, влекущего за собою камни и черные глыбы земли; некоторые из наших товарищей, в виду нашем, соделались его жертвою. Здесь глаза мои встречали нашего неутомимого вождя, бессмертного Суворова. Он сидел на казачьей лошади, и я слышал сам, как он усиливался вырваться из рук двух шедших по сторонам его дюжих казаков, которые держали его самого и вели его лошадь; он беспрестанно говорил: «Пустите меня, пустите меня, я сам пойду!» — Но усердные его охранители молча продолжали свое дело, а иногда с хладнокровием отвечали: «Сиди!» — И великий повиновался!


14

Рис. 15

Должно было восходить на крутой и оледенелый утес; всякий спешил, теснился, опереживал один другого и не ведал судьбы своей, где надлежало ему умереть, одним шагом вперед или назади. А как на сей утес должно было входить не иначе, как по одиночке, то взошедший принимал другого, внизу стоящего, и помогал ему подниматься на последний крутой утес, и таким образом дошла очередь до меня; мне подали руку, и я, взойдя на скалу, несколько приостановился поднимать за мною следующего, в том намерении, чтобы передним дать несколько пройти и избавиться от опасной тесноты; потом, сделавши все, чего требовала взаимность, продолжали свой путь по весьма узкой, оледенелой и к стороне пропасти покатой тропинке, где один неверный шаг, сделанный по случаю или неосторожности, мог бы повергнуть невозвратно в неизмеримую пропасть, что с некоторыми и случилось; но одно страдание было все, что могли мы тогда чувствовать, но ни помочь, ни спасти были не в состоянии.


15

Рис. 16

Продолжая таким образом путь наш по сей роковой тропинке, мы почувствовали, что стали склоняться ниже к отлогости горы; вместо снега и льда глиняное и вязкое подножие останавливало часто шаги наши от бессилия, где непроницаемая мгла или густой туман и мрачная завеса ночи увеличивали еще более трудности и отнимали последнюю бодрость и надежду, единственную утешительницу смертных, найти в будущем какое-либо прибежище и успокоение; но спустясь еще ниже, достигли мы в одной глубокой лощине густого леса около полуночи — это я, сколько же осталось еще позади меня с такими же опасностями и в такое время; оно принудило многих остаться в самом жалостнейшем положении, и тогда-то россияне должны были собраться с последним своим мужеством, дабы преодолеть природу, в которой имели страшного и непримиримого врага.
Сей дремучий лес учинялся первым прибежищем, где всякий искал своего успокоения, какого только можно было ожидать от сего дикого вертепа, но по крайней мере, отогрения застывших своих членов; я не говорю уже — подкрепления сил своих, ибо нечем было, да и на ум не шло.


16

Рис. 17

Разводили огни; мгла не допускала подниматься курению; дым расстилался по земле, и горечь была несносна. С одним себе спутником я пошел далее, в намерении найти что-нибудь лучшее, — попал в ручей по пояс, меня вытащили, я еще шел, но ужасная темнота и незнание пути, наконец, остановили меня; я завернул в густоту деревьев, весь мокр, весь в грязи, измучен усталостию, растерзан скорбию, бросился я на сырой мох, но ужасный холод, приводивши всю внутренность мою в содрогание, не позволил мне долго оставаться в таком положении; я вскочил, наломали мы ощупью сучьев, высекли огню, кое-как развели и имели много терпения, чтобы довести его до такого положения, которое бы могло наградить все наши заботы. К нам присоединились и другие товарищи, ибо огонь, как магнит, притягивал к себе всех проходящих и требующих подобного успокоения. Мы усилили огонь, при свете коего нашли множество сухих сучьев и столько отогрелись, что могли скинуть с себя все верхнее платье, дабы, развеся оное по сучьям, очистить его от грязи и высушить. В таких упражнениях протекла остальная часть ночи, и благодетельный сон во все время не появлялся ни на минуту; картина ужаса и страдания и участие, самим принимаемое, совсем отогнали его.
Прошу простить за длинные цитаты, но здесь рука не поднимается выбросить и слова.
Памятник Суворову уже строили, щедрые награды ждали его, а обглоданная, измочаленная и наполовину уничтоженная армия с трудом выбиралась из неприветливых гор.
Остается большим вопросом – за что так «полюбил» Суворова Павел? Вот как это было:
«Император Павел пожаловал Суворова высшим воинским званием — генералиссимуса. Был отдан приказ возвести Суворову памятник в Петербурге. Полководцу объявлялась «милость царская» и признание в величайшем расположении. Когда составленную реляцию о награждении Александра Суворова зачитали государю, он сказал своему генерал-адъютанту Ростопчину: «Это много для другого. А ему мало. Ему быть Ангелом».

http://topwar.ru/19258-voyna-v-italii-i-s<wbr />hveycarskiy-pohod-suvorova-chast-2.html»

И нам стоит еще в этом разобраться. Что мы и сделаем позже.

А придворные историки сделали свое черное дело: из поражения – победу, из позора – славу, из недальновидного полководца – гения. Не удержусь от цитирования:

«По мнению Ф. Энгельса, Швейцарский поход, проведенный под руководством А. В. Суворова, «был самым выдающимся из всех совершённых до того времени альпийских переходов»

«Неудачная эта кампания, — писал Д. Милютин, — принесла русскому войску более чести, чем самая блистательная победа»


Александра Лоренц


Источник